«Одна ночь в октябре» Майкл Брэй

Я не двигался часами. Лёжа здесь в темноте, не обращая внимания на холод, сырость и запах плесени в этом гнилом доме, я жду. Мой мозг - это тушёное мясо, плавильный котёл эмоций. Я понимаю, что я такой же холодный и бесплодный, как эта комната. Пол голый, если не считать армии пустых бутылок из-под водки, которые служат свидетельством того образа жизни, который я выбрал. Они мерцают в лунном свете и напоминают мне, что у меня довольно серьёзные проблемы с алкоголем. Крысы скребутся и снуют в стенах, и гнилые трубы капают свою монотонную песню. Я буду тем, кто это признает. Этот дом - дерьмовая дыра, но, по крайней мере, он мой. У меня нет ни электричества, ни горячей воды. Стены покрыты чёрной плесенью, которая ползёт с пола, а болезненно-жёлтые обои свисают огромными мокрыми листами. Тем не менее, я не могу жаловаться. Мне удалось заполучить хотя бы это. Холодная ванна - это совершенное искупление, идеальный способ очиститься после того, как я сделал работу, и это то, о чём я размышляю, пока лежу здесь. Я поворачиваю голову, чувствуя липкое прикосновение грязной подушки - на которой я сплю и, когда настроение поднимается, засовываю в неё свой член. Её шероховатая близость меня больше не беспокоит, как и запах. Снаружи типичная английская октябрьская ночь. Ветер качает разбитый дом, а морось щекочет оконное стекло. Я почти могу представить, как ночь зовёт меня, говоря мне отправиться и делать то, что я умею лучше всего.
Сколько бы я ни говорил себе, что меня это не должно волновать, что я не в настроении, я знаю, что это чушь собачья. Как любой зависимый, я знаю, что я раб этого, и небольшой дождь меня не остановит. Чёрт, я бы вышел, даже если бы с неба сыпались огненные шары. Добро пожаловать, друзья мои, в зависимость.
Я чувствую, как что-то шевелится у меня в животе; тёмное существо, которое там живёт, требует, чтобы его насытили. Кровь приливает ко мне, и я возбуждаюсь. Обычно это происходит из-за предвкушения того, что я собираюсь сделать, и я смирился с ещё одной бессонной ночью. Я вытаскиваю подушку из-под головы и стягиваю свои невзрачные трусы. Проскальзывая между наволочкой, я начинаю думать об акте.
Тепло внутренностей, когда я сжимаю их между пальцами, как требуху, вкус горячей, медной крови, когда я пью её из умирающих, вскрытых вен. Боже, это божественно. Я думаю о своей первой жертве, милой девушке, которую я встретил в баре. Несмотря на все дни, которые сливаются друг с другом, я всё ещё помню её. Каштановые волосы, голубые глаза. Сильные скулы. Из меня вырывается стон, и я ускоряю движения и выгибаю спину, вдавливая голову в матрас.
Я помню, как она выглядела, когда я душил её, отчаяние в её глазах, когда я сжал её шею так сильно, что лопнули кровеносные сосуды в её глазах. Она плакала кровавыми слезами, и когда этот образ явился мне, такой яркий и подробный даже через восемь лет, я выстрелил своим теплом в подушку, скрипя жёлтыми щербатыми зубами в экстазе, когда я бормотал имя этой суки.
Это моя жизнь. Это жизнь убийцы.
Я зависим от двух вещей.
Секс и убийство.
Ни одно из них, казалось, не должно существовать без другого, и поэтому казалось самым естественным в мире объединить их. Я всё ещё не уверен, выйду ли я сегодня ночью на улицу или нет, но чёрная штука внутри, которая направляет меня, кажется активной, так что никогда не знаешь. Во всяком случае, позволь мне рассказать тебе немного о моём методе работы, так сказать.
Я всегда хотел задушить свою жертву. Всегда спереди, чтобы я мог видеть, как гаснет свет в их глазах. После этого я их вскрываю. От лобковой кости к грудной клетке. Для этого у меня есть хороший крепкий нож, часть старого докторского набора, который я купил в секонд-хенде несколько лет назад. Я люблю смотреть, как люди выглядят. Такие сложные вещи. Мне нравится ощущать текстуры, вытаскивать внутренности наружу. Мне нравится выжимать кишки, как требуху. Мне нравится прикасаться к своему лицу скользкой печенью, мне нравится открывать желудок и смотреть, смогу ли я определить, что они ели в последний раз.
Я также люблю их трахать.
В этом нет ничего постыдного. Просто так есть, и всё. В некоторых культурах народы трахают своих мертвецов, пока они не начнут гнить. Ничего нового. Кроме того, я делаю это немного по-другому. Мне нравится оседлать голову и трахнуть рот, пока я исследую их внутренности. Это так захватывает. Мне всё равно, кто это. Мужчины, женщины, молодые, старые. Все одинаковые внутри.
Я снова чувствую, как возбуждаюсь, когда думаю об этом, и, хотя у меня возникает соблазн ещё раз трахнуть подушку, я действительно чувствую, что должен пойти и найти кого-нибудь.
Ты можешь задаться вопросом, чувствую ли я вину или раскаяние?
Я говорю решительное "нет" по обоим пунктам.
Одна из моих жертв однажды сказала мне, что бог накажет меня, и я не мог не рассмеяться. Если бы он вообще существовал, он бы давно наказал меня.
Нет, бога нет. Нет загробной жизни. Нет грёбаного белого света в конце туннеля. Планета полна животных. Все мы пытаемся жить и учиться, обманывать и играть, планировать и трахаться, прокладывая себе путь к вершине того, к чему, по мнению общества, мы должны стремиться.
Да пошло оно всё. Позволь мне рассказать тебе кое-что о жизни.
Единственная гарантия жизни - это смерть. Прошу прощения, если это звучит резко, но так оно и есть.
Смерть - это хорошо. Это бегство от монотонности этого жалкого существования. Это то, во что я верю всем сердцем, и то, чему я посвятил свою жизнь. На сегодняшний день я убил шестьдесят семь человек. Сорок девять мужчин, остальные женщины. Я также убил одиннадцать собак и двадцать четыре кошки. Я знаю, о чём ты, должно быть, думаешь. Что у меня было проблемное воспитание, или что я подвергался жестокому обращению в детстве, верно? Неправильно. Моё воспитание было нормальным. Я вырос в семье среднего класса, в любящей семье, которая всегда старалась дать мне всё, что могла. Мой отец работал по много часов каждый день, чтобы принести еду на наш стол. У меня есть брат и две сестры, все они, насколько мне известно, совершенно нормальные. Я просто знал, что я другой. Некоторые люди преуспевают в спорте или музыке, другие в политике или науке. Мой брат играет на гитаре, как чёртов зверь. Моё умение - убивать. Я тоже оказался чертовски хорош в этом. Дождь продолжает щупать стекло, отрывая меня от мыслей, и я сомневаюсь, стоит ли идти сегодня ночью. Интересно, смогу ли я провести ещё несколько дней с моей последней жертвой?
Я вижу её раздутый, сине-серый труп, прислонённый в углу комнаты, сидящий в луже её собственной гнилой разжижающейся кожи и органов. Я почти могу представить, что она всё ещё жива и дышит, но я знаю, что это всего лишь иллюзия - уловка армии личинок, которые пируют на ней. Её открытый рот плотно набит ими, копошащейся массой маленьких ублюдков. То же самое касается её ноздрей и даже дыры в руке, где плоть разложилась и отпала. Эта любовь никогда не длится долго, и я понимаю, что довольно скоро мне придётся положить её под доски пола вместе с остальными. Я наполовину надеялся, что она продержится дольше, может быть, я думал, что холодная погода может сохранить её свежей больше, чем на пару недель. Интересно, стоило ли мне купить тот морозильник на прошлой неделе?
Я быстро осматриваю свою раздувшуюся гостью, бросая свой профессиональный взгляд и пытаясь оценить уровень разложения. На самом деле я довольно хорошо с этим справлялся, и мои инстинкты подсказывали мне, что, возможно, мне лучше пойти поискать новую. Бог знает, мне нужен кто-то рядом. Я терпеть не могу быть здесь один. Мне нужна компания.
- Я выйду сегодня ночью? - шепчу я гниющей вещи в углу.
Она, конечно, не отвечает, но я всё равно слышу её голос, сладкий и ободряющий в моей голове. Тёмная жидкость пузырится, и мой член шевелится. Я наполовину подумываю засунуть его ей в рот, полный личинок, в качестве последнего прощания, если хочешь, но отказываюсь от этого.
Кроме того, на улицах всегда есть много возможностей. Множество людей думают, что они в безопасности, либо потому, что у них неуместная уверенность в себе, либо, что более вероятно, они забыли, что такие монстры, как я, всё ещё существуют.
Я скатываюсь со своего вонючего матраса, вытираю руку о липкую, испачканную подушку и встаю на ноги. Я мельком смотрю на себя в зеркало и тут же отвожу взгляд. Слишком худой, слишком бледный. Слишком грязный. Я должен избавиться от этого чёртового зеркала.
Я медленно одеваюсь.
Вся одежда подержанная, выпрошенная или взятая взаймы в приютах или благотворительных магазинах. Не потому, что я не могу её себе позволить, а потому, что хочу, чтобы любые частички ДНК, которые могут быть на них, не были моими. Я также надел пять пар носков, чтобы зафиксировать обувь, которая намеренно мне велика на два размера. Сосите, судмедэксперты! Ха!
Я прячу свои сальные седеющие волосы под чёрную шапку-бини и надеваю толстовку с капюшоном. Ярость растёт сейчас, она знает, что время близко. Я бросаю взгляд на червивую штуковину в углу и чувствую, что её оставшийся млечный глаз осуждает меня.
- Я ухожу ненадолго, - хриплю я в темноте.
Она смотрит на меня, и в ответ слышится только постоянное влажное шаркание личинок.
- Всё равно это не сработает, - добавляю я, чувствуя печаль, стыд и даже вину перед ней.
Она знает, что я планирую заменить её. Я вижу это в её водянистых глазах.
Тем не менее, она смотрит.
Почему она не может просто ответить?
Сейчас слишком поздно, потому что ярость близка к тому, чтобы взять верх. Я чувствую, как она распространяется из моего желудка и по моим венам. Я знаю, что произойдёт, и я знаю, что это будет некрасиво. Я взрываюсь и иду через комнату шаг за два. Я хватаю её за лицо, намереваясь поднять на ноги, но кожа гнилая и скользкая, и вся голова отрывается, принося с собой змею из гнилой плоти и кожи. Перемещённые личинки возвращаются к её телу, выискивая новые тёмные места, в которых можно гноиться. Я смотрю ей в глаза, сильно сжимая руками её щёки, стиснув зубы, и смотрю, как мои ладони погружаются в скользкую плоть, которая скользит по её черепу так, что мне на секунду кажется, что она одета в какую-то маску. Именно тогда я слышу её в своей голове. Она смеётся надо мной.
Они всегда смеются надо мной.
Запаха достаточно, чтобы даже меня стошнило, но, вопреки себе, мне есть что доказывать, и мне удаётся неуклюжей рукой стянуть трусы вниз и направиться в её рот, расталкивая личинок. Ощущение одновременно прекрасное и отталкивающее, когда они копошатся вокруг меня, и я заканчиваю за считанные секунды.
Было бы странно не сделать этого.
Я бросаю её оторванную голову рядом с её телом и начисто вытираюсь, используя для этого верную подушку. Теперь я готов, готов выйти на улицу и найти себе новую гостью или гостя. Я чувствую это сейчас, полный поток ярости, и я готов убить.
Почти два тридцать утра, субботняя ночь. Улицы будут кишеть людьми, слишком пьяными, чтобы беспокоиться о том, что они идут домой одни, и слишком не в себе, чтобы бояться, что кто-то вроде меня может скрываться в тени.
Может быть, сегодня моя ночь.
Может быть, сегодня ночью я найду то, что ищу.